В статье рассмотрен ряд исторических топонимов Севастопольского региона Украины. Предложено толкование ряда топонимов, исходящее из славянской и арийской лексики. Разрешено “славяно-греческое противоречие” для топонимов Байдарской долины. Развита идея о “судостроительных” ойконимах Севастопольского региона. Высказаны предположения о природе, об этническом составе, языке и некоторых особенностях хозяйственного уклада населения Байдарской долины в эпоху формирования рассматриваемых топонимов.

Факт сосуществования на крымской земле не просто различных наций, народностей и национальных групп, а и районов компактного проживания представителей этих групп на протяжении любого отрезка ближайшего к нам трёхтысячелетия в настоящее время является общепризнанным. Тем не менее, не прекращаются попытки вывести все или почти все топонимы из единственного языка или, по крайней мере, из единственной языковой группы. Наиболее многочисленны попытки свести крымскую топонимику к тюркским корням [1].
Несмотря на почти повсеместное (к 18 веку) распространение на полуострове турецкого и крымскотатарского этносов и языков, от такого обобщения всё же пришлось отказаться [2, 3, 4]. Особенно часто явно нетюркские топонимы встречались а Юго-Западном Крыму – в части полуострова, ныне выделенной в отдельный административный регион – Севастополь.
Предметом настоящей работы является топонимика (и в первую очередь – ойконимика) не Черноморского побережья (относительно хорошо изученного), а “материковой” части Севастопольского региона и, в частности, Байдарской долины. Поскольку в 1945-1948 гг. произошли массовые переименования, и в ряде случаев новые топонимы оказались никак не связаны с историческими, по умолчанию будем говорить о топонимике по состоянию на 1943 год или ранее. Касательно методологии, автор счёл необходимым не только изучить доступные письменные источники, но и выехать в Байдарскую долину, чтобы осмотреть рельеф местности, пообщаться с местными старожилами и краеведами. Так удалось, в частности, не повторить ошибку ряда исследователей, переписывающих из статьи в статью никогда не существовавший в Крыму топоним “Байдер” [5].

1. Байдары (Байдар)
Название долины созвучно крупнейшему здешнему населённому пункту – посёлку сельского типа Байдар (или Байдары, с 1945 года Орлиное).
В. Х. Кондараки объяснял ойконим через татарское “бай-дере” – “овраг богача”, “богатый овраг”, ссылаясь на высокое плодородие здешних почв [6, с. 55]. Впрочем, “дере” – это всё же именно овраг, узкая промоина с постоянным ручьём или ливневым водотоком на дне. Байдарская долина размерами 10 на 6 километров с пологим дном и множеством разнонаправленных водотоков в определение оврага никак не укладывается. Более того, само село Байдар (Байдары) располагается на приподнятом участке дна долины. Овраг к югу от села имеется – но у него другое татарское название – Дей-Мень-Дере [7].
Следует добавить, что в 15 километрах к северо-востоку от Байдар (и в 6 километрах – от Байдарской долины) расположено село Богатое Ущелье. Тамошний рельеф – относительно узкая долина реки Суаткан – даёт основания для такого ойконима.
В. К. Гарагуля выводит ойконим “Байдар” из другого тюркского слова – “пайдар” (“великолепный”, “отличный”) [8, с. 297]; но никаких удовлетворительных обоснований озвончения изначально глухого первого звука не приводит; более того, ни письменные источники, ни опрос старожилов не дают оснований полагать, что когда-то населённый пункт назывался “Пайдар”.
В. Ш. Навширванов [9, с. 83], возводит рассматриваемый топоним к “тюркоязычному племени “байдар”, зафиксированному в родо-племенной номенклатуре средневековых крымских татар”, но никак не объясняет происхождение этнонима “байдар”. Этническую группу с таким названием находит в Башкирии Р. Г. Кузеев, предполагающий, что отдельные родовые поселения данного этноса могли поселиться на этом месте в 7-14 веках, но не позднее 17 века [10, с. 330].
Автору такое толкование представляется искусственным по следующим соображениям. Во-первых, башкиры и казанские татары существенно отличаются от крымских и в расовом, и в культурном отношении; более того, язык крымских татар ближе к турецкому, нежели к казанско-татарскому (и подавно башкирскому). Во-вторых, не зафиксировано никаких оснований для переезда сколько-нибудь значительной группы башкир из Башкортостана в Крым – не говоря уже о факте подобного переселения народа.
Крымские татары, а также греки, жившие здесь до 1944 года и недавно возвратившиеся в долину, помнят ойконим Байдар; а в письменных источниках 18 – начала 20 веков встречается русская множественная форма “Байдары” и тюркская множественная – “Байдарлар”. По-видимому, изначально ойконим был во множественном числе, но окончание во временем редуцировалось. Итак, изначально населённый пункт назывался “Байдары” или “Байдарлар”. Как же именно из этих двух вариантов?
Единственное печатное упоминание ойконима “Байдарлар” приходится на 1927 год; а всего через 4 года – в 1931-м – здесь была записана татарская песня «Байдарава Ёллары» (в другом варианте – “Байдар-ува ёллары”, известна также как “Явур Мустафа” [1]), в которой рассматриваемый топоним упоминается в единственном числе.
Редукция более сложного аффикса “лар” с 1927 (именно на этот год приходится единственное печатное упоминание варианта “Байдарлар”) до 1931 года представляется менее вероятной, чем утрата однозвучного (“ы”-“у”-“а”) безударного аффикса множественности “ы”, характерного для славянских языков.
Возникает вопрос: что мог означать ойконим “Байдары” в славянских языках? В МЭС [11, т. 1, с. 60] находим: “Байдара. 1. Русское название больших транспортных и промысловых лодок… Строились без палубы; иногда были деревянные, но чаще – обтянутые по деревянному каркасу… кожей с вырезами для гребцов. Приводились в движение вёслами, реже косым парусом. Промысловые байдары вмещали до 7-9 человек, транспортные – 20-30 человек. 2. Речное гребное судно, встречавшееся на реке Днепр”. На этой же странице встречаем родственную словарную статью: “Байда. Парусная рыбацкая лодка, предназначенная для лова рыбы неводом, волокушей и пр. Была распространена на Чёрном и Азовском морях. Длина 6-7 м, ширина 1,7-2 м, высота борта 0,7-0,9 м, осадка около 0,5 м, грузоподъёмность до 3 т, экипаж 3-5 чел.” Множественное число от первого термина – “байдары”. От второго “байдары”, “байдар” можно произвести с помощью “профессионального” аффикса “-ар” (сравн. рус. 19 в. «рыбарь»; соврем. рус. «пахарь», «косарь», «маляр»; соврем. укр. «каменяр», «крамар» и т. п.). Тогда “Байдары” означает населённый пункт, где живут строители лодок или где производятся лодки (что, в конечном счёте, тождественно).
Материалы для строительства деревянных судов в Байдарской долине имелись в избытке. Так, по свидетельству работников лесничества, ещё в середине 20-го века близ села росли во множестве вековые осины. Древесина этой породы хорошо подходит для корпусов лодок.
По каким водоёмам ходили на этих лодках и как их сплавляли?
Крупнейший водоток Байдарской долины – река Чёрная (Биюк-Карасу). В паводок суда с полуметровой осадкой свободно сплавляются по ней; а до зарегулирования стока в 1950-х гг. паводки случались довольно часто. Кроме того, суда длиной до 7 метров могли перемещаться на возах, а большие – волоком. Если же байдары крымского производства обтягивали кожей – то проблема транспортировки лодки по суше вовсе снималась ввиду малой массы судна и его разборности.
Является ли ойконим “судостроительного” происхождения уникальным для Севастополя? Нет! В среднем течении реки Чёрной (ниже Байдар) располагается населённый пункт Камары (с 1946 г. – Оборонное, ныне в черте города Севастополя). Данный ойконим также не толкуется ни из турецкого, ни из крымскотатарского, ни из греческого языка; а заманчивое объяснение из русского “комары” противоречит не только наиболее распространённому написанию данного ойконима (хотя И. Л. Белянский указывает, что употреблялись и “Камары”, “Комары”, и даже “Камара” [3, с. 154]), но и местному совсем неболотному, некомариному климату. Е. В. Веникеев и Л. Т. Артёменко [12, с. 20-21, с. 27] объясняют данный топоним именно по лодкам-“камарам”, на которых черноморские пираты выходили в море ещё во времена Тацита (1-2 вв.) и, по меньшей мере, до 12 в. Близлежащая Балаклава была пиратской гаванью, по меньшей мере, с 5 века до нашей эры.
Зачем могло понадобиться строить пиратские лодки не на берегу, а в горно-лесной местности? Да затем, что, начиная с 487 года до н. э. сильные морские державы периодически проводили антипиратские экспедиции и зачистки побережья. А вот обыскать поросшие лесом Крымские горы во все времена было проблематично. Потому лодки строили в глубине полуострова, а с паводком спускали в море – на рыбалку или на пиратский промысел.

2. Сахтык
К Байдарам (Орлиному) примыкает село Павловка (до 1945 года – Сахтык). Данный ойконим татары выводят из Сакът-Тыкъ (“Осторожно: круто!”). К юго-востоку от села действительно расположен крутой подъём в гору Синор. А вот чем опасна данная круча (как-никак подъём, не спуск, из села падать некуда; в то же время, характер почв и растительности исключает камнепады) – непонятно. Поэтому этимология данного ойконима нуждается в дополнительных исследованиях.

3. Календа
Село Подгорное до 1945 года называлось Календа. В. Х. Кондараки [6] высказывал мнение, что ойконим происходит от “Кале-Энды” – “крепость спустилась” (“ушла в землю”); но никаких вещественных обоснований такой этимологии пока не обнаружено. Слово “календа”, в свою очередь, встречается не только в данном ойкониме, но и в названии ближайшей горы – Календы-Баир [7] (“баир”, “байыр” по-крымскотатарски значит “холм”, “гора”, “лесистый увал”). Слово “календа” мы находим в латинском языке, где оно значит “первый день месяца”, а во множественном числе – празднества по случаю начала нового месяца. Сами слова “календа” и “календарь” употреблялись в Крыму со времён Римской Империи; а учитывая проходившую через село “виа милитариc” – римскую военную дорогу, топоним латинского происхождения выглядит здесь уместным.
С другой стороны, “календа” – достаточно сложное слово, подобная форма вряд ли могла самозародиться в латинском языке; тогда как более простых форм, близких по звучанию и смыслу, в латыни не обнаружено [20]. Возможным объяснением происхождения данного изолированного словарного гнезда авторам видится заимствование из протославянского (скифского?) языка слова “Коляда” – имени божича, рождающегося на зимнее солнцестояние, знаменуя начало нового «кола года» [22, с. 396-401].

4. Скеля
Село Скеля (с 1945 года – Родниковое или Родниковское) – пример чисто славянского словообразования: такое слово наличествует, в частности, в современном украинском языке (“скеля” = “скала”). И действительно, Курт-Кая (перс. «курт» = «волк» (сравни современное западноукраинское «хорт» = «волк») + тат. «кая» = «скала») – Волчья Скала практически нависает над восточной околицей села [7].
Татарское (а равно турецкое) толкование требует искажения ойконима в “искеле” (тат. “пристань”) [3, с. 108; 16, с. 62; 17, с. 273; 18] и не выдерживает критики: дело в том, что до строительства Чернореченского водохранилища ни одного судоходного водоёма в окрестностях села не было (ни протекающая через село Узунджа, ни сливающаяся с ней Чёрная здесь, в верхнем течении, не пригодны для судоходства из-за малых глубин, быстрого течения и обилия порогов); а водохранилище было сооружено и заполнено водой уже после выселения татар. В то же время, вышеупомянутая технология сплава лодок (даже если бы сплавляли не из Байдар, а из Скели) ни в каких пристанях не нуждалась. (Добавим, что в крымскотатарском языке есть ещё одно значение слова «искеле» - «опоры для беседки, увитой виноградом» [17, с. 273]. Отсюда следует, что формирующим признаком «искеле» является не столько функциональное назначение, сколько наличие столбовых опор – каковые совершенно излишни на мелководной горной речке.) Существует другой вариант объяснения – на сей раз из греческого языка. С греческого “скеле” (опять искажённая форма, не употреблявшаяся жителями, во всяком случае, в 18-20 столетиях) в разных источниках переводится либо как “ступени”, либо как “стены” [3, с. 108]. Под “ступенями” обычно понимают тропу Чёртову Лестницу, “не замечая” того, что она от села находится более чем в 4 километрах, и существуют ближе к ней расположенные населённые пункты, в названиях которых никакие ступени отражения не нашли [7]. “Стены” выглядят логичнее, если смотреть на северный склон каньона Узунджи; но здесь только одна “стена”, и множественное число взять неоткуда (южный склон – более пологий, больших обрывов не содержит).
Проверим по словарю [21, с. 586]: оказывается, лестница на греческом будет «скала». «Скеля» в чистом виде в греческом языке не встречается.
Может быть, слово не греческое, а римское? Согласно латинскому словарю [20], существовало слово «sceles» - «злодеяние, преступление». Так своё село не назовут.
Поэтому остаётся только простейшее – славянское (украинское) – толкование.
Следует упомянуть ещё об одной детали. Об этом селе сохранились российские записи конца 18 века, согласно которым село было греческим. Кажущееся противоречие здесь может быть разрешено, учитывая принцип учёта национальностей, использовавшийся в тогдашней Российской Империи: главным различительным признаком выступала не раса и даже не язык, а вероисповедание. А поскольку во времена заката Крымского Ханства русских ортодоксальных церквей на полуострове не было, а были греческие (но тоже ортодоксально-христианские) – то рождения, венчания и кончины славян записывались именно в греческие метрики.
Возможно, этим и объяснялась многочисленность вывезенных в 1778 году с полуострова «греков» – при том, что набеги крымскотатарского войска веками производились не на Грецию, а на Русь. О количестве невольников и их значении в крымском хозяйстве можно судить по тому, что осуществлявший переселение А. В. Суворов запросил у азовского губернатора 6 тысяч подвод только для имущества переселяемых, а также по протесту хана Шагин-Гирея, направленному к императрице Екатерине Второй: “Мы всегда нужду в пленных имеем, то в покупленных собственными нашими деньгами пленных, какой бы нации они ни были, никто не мешался, чем весь татарский народ и мы, доброжелатели, вновь обрадованы пребудем” [13, с. 52-53].
Другим косвенным свидетельством многочисленности славянского населения Байдарской долины можно считать распространённость белокожего, светловолосого и голубоглазого расового типа среди крымских татар, живших в сёлах Байдарской долины до 1944 года и возвратившихся туда, а также в их потомках. (При этом опрошенные утверждали, что имеют чисто крымскотатарскую родословную – прослеженную, по меньшей мере, до 19 века.) Видимо, следует в данном случае говорить об ассимилированных славянах.
Одним из факторов, в 18 веке поспособствовавших “переписи” крымских славян в татары, стало нежелание некоторых крымчан выселяться и полуострова в Северное Причерноморье (чему немало способствовала и агитация, развёрнутая мурзами Шагин-Гирея) [там же].
Кстати, сам ойконим “Скеля” (вместо великорусского полногласного “Скала”) свидетельствует, что славяне, давшие имя селу, были из Украины (Малороссии) – что, учитывая географию татарских набегов, логично. Впрочем, более вероятным представляется наименование села не пленниками, а дотатарским (до 13 века) славянским населением. Сам факт проживания русов в Крыму в 8-м веке доказывается “Житием св. Стефана Сурожского” и другими источниками.

5. Саватка
Саватка (с 1945 года – Россошанка) – пожалуй, наиболее загадочный ойконим Байдарской долины. Указанная форма ойконима не имеет соответствия ни в одном из современных языков. Правда, в Польше и Подунавье встречаются реки под названием Сава (сравн. Драва, Морава) [14, с. 296-297, с. 358]. Но применять гидронимы к Саватке было бы нелогично – по причине отсутствия здесь водоёмов, достаточно крупных, чтобы дать имя селу.
В санскрите и в реконструкциях древнеарийской лексики можно встретить корень “сва”, по значению соответствующий современному русскому “свой”. Произнесение медленно и нараспев могло бы дать произношение вроде “съва” – но оставило бы неистолкованной вторую основу или суффикс “тка”. Если принять поправку на редукцию безударных гласных, то „съватка” может быть прослежена от „сватька”, „сватика” (однокоренного современному русскому „сватья” и глаголу „сватать”). О. Н. Трубачёв приводит [2, с. 22] арийскую лексему sattauka – “семидворье”. Перестановку звуков “т” и “в” могли произвести позднейшие жители, не владевшие арийским языком. Прецеденты подобных перестановок в топонимике весьма многочисленны.
В качестве ещё одной из гипотез о происхождении данного ойконима можно предположить, что изначально (или на некотором историческом этапе) село называлось “Святка” (примерно соответствует современному русскому “праздник”); но последующие жители, не владевшие славянскими языками, исказили ойконим.
Когда это могло произойти? Например, в конце 18 века, после суворовского переселения “христианских” народов Крыма в Северное Причерноморье.

6. Бага (Бога)
К северу от Саватки находится село Бага (отмечено также написание “Бога”, с 1945 года – Новобобровское). Происхождение данного топонима считают иранским или индо-арийским (скифским?): в санскрите существует корень “баг”, соответствующий рускому “бог”. Через село протекает одноимённая река Бага. Примечательно, что река эта имеет ещё и татарское название – Биюк-Узень (“большой поток (в ущелье)”); кстати, само ущелье, не мудрствуя лукаво, назвали Бикузен [3, с. 28]).
Приводимая И. Л. Белянским и его соавторами этимология от монгольского перевода “бага” = “малый” не выдерживает критики – в первую очередь, из-за прямого смыслового противоречия с соответствующим крымскотатарским гидронимом.
Сомнительной, по меньшей мере, выглядит и попытка привести топоним “Бага” к тюркскому “баг” – виноградник, сад. Во-первых, ни больших садов, ни виноградников по берегам реки не наблюдается (деревья и лозы в пределах усадеб – не в счёт).
И, во-вторых, если бы гидроним “Бага” был тюркским, то татарам не пришлось бы выдумывать для той же реки другое тюркское название “Биюк-Узень”. (И если бы “Бага” происходило от “Богаз” - “ущелье”, то не пришлось бы придумывать “Бикузень” для ущелья.)

7. Уркуста
Уркуста (с 1945 года – Передовое) – село в северной оконечности Байдарской долины. Название ни из тюркских, ни из современных славянских языков не выводится. В искажённом виде можно попытаться привести ойконим к основе “урс” (вариант “урсус” – медведь). Чередование «к» – «с» встречается во многих индоевропейских языках, начиная с латинского.
Вторая часть слова – “ста” – имеет индоарийский перевод: “мост”, “брод”. Более того, согласно равеннской “Космографии”, город Sita входил в состав близлежавшего Боспорского царства; так что данный топоним вполне мог существовать в Крыму античных времён. Тогда полный ойконим “Уркуста” переводится как “Медвежий Брод”.
Данное толкование подтверждается обилием ручьём и мелких речек в селе и его окрестностях. Такое толкование не соответствует современному состоянию животного мира Крыма; но последний медведь в крымских лесах был убит относительно недавно – в начале 20-го века, гораздо позже первого письменного упоминания топонима «Уркуста» - т. е. никакого противоречия нет.
Сам факт наличия поселений в Байдарской долине доказан, начиная со времён Древнего Рима (о чём свидетельствуют многочисленные памятники археологии в самой долине и по соседству). Более того, в районе самой Уркусты найдены две пещерные стоянки первобытного человека: Фатьма-Коба (Пещера Фатимы) и Шан-Коба (Пещера Сокола), средневековое поселение и раннесредневековый могильник. [15, с. 64]

8. Биюк-Мускомья
Интересное явление в топонимике Байдарской долины – село Биюк-Мускомья (Бююк-Мускомья, с 1945 года – Широкое). Первая часть ойконима – тюркская (“биюк” или “бююк” = “большой”), вторая – греческая (переводится как “муравейник”). Объединение значений даёт “Большой Муравейник”. Кстати, в 7 километрах западнее Биюк-Мускомьи, уже за пределами Байдарской долины, расположено село Кучюк-Мускомья – «Малый Муравейник» (с 1945 года – Резервное). [3, с. 155] Из этих примеров можно сделать вывод о двуязычных составных топонимах как об обычном для Крыма явлении.

9. Озёрное, 10. Новопавловка
Эти два населённых пункта появились уже во второй половине 20-го века: Озёрное – после сооружения “озера” – Чернореченского водохранилища, а Новопавловка была построена уже после развала СССР. Никаких других названий никогда не носили.
Соответственные ойконимы происхождением своим обязаны “озеру” - Чернореченскому водохранилищу и ближайшему селу Павловке.

11. Къайтув (Хайту)
Къайтув (Кайту, Хайту, с 1945 года – Тыловое) – село на крайнем юго-западе долины. Сейчас через него проходит наиболее удобная и всепогодная (без перевалов) дорога из долины к трассе Севастополь – Ялта.
Произнесение ойконима “Къайтув” имеет крымскотатарский перевод: “вернись”. По местной татарской легенде, когда-то сквозной дороги через село не было; был тупик, в который часто заезжали путники – чтобы затем, естественно, вернуться. Легенда эта выглядит не слишком правдоподобно: ведь наличие сквозной дороги через село было географически обусловлено во все времена, сколько люди живут в Байдарской долине.
К разгадке подходим через формы ойконима “Хайту” и “Кайту”. Из тюркских языков они не выводятся. Но можно попытаться проследить их из арийского корня «ха», «га» - «дорога», «путь» (из которого происходит современное русское «гать» - «мощёная дорога через водоём»). Такое толкование географии не противоречит.

Заключение
По результатам проведённого анализа исторических топонимов Байдарской долины, из 11 рассмотренных населённых пунктов в начале 1940-х годов существовали 9. Из них бесспорно тюркского происхождения не имеет ни один. Единственный ойконим – Биюк-Мускомья – является “татарско-греческой полукровкой”. Другой ойконим (Календа) происходит от латинского слова с протославянской этимологией. Славянские имена носили два населённых пункта: Скеля и Байдары. Этимология остальных пяти названий пока вызывает вопросы и споры. По предварительным данным, вероятно тюркское происхождение ойконима Сахтык и славянское – ойконима Саватка. По всей видимости, арийское происхождение имеют ойконимы Бага, Уркуста и Хайту.
История топонимики Байдарской долины показывает, что в ходе перименований 1944-1948 гг. были на долгие десятилетия изъяты из употребления топонимы не только тюркского и не только греческого (то и другое ещё можно было как-то связать с выселением соответствующих народов), но и славянского (в т. ч. украинского) происхождения.
Изучение и восстановление исторической топонимики дает нам подход к пониманию средневековой и древней этнической истории Крыма.

Список литературы
1.Джелял Ч. Об этимологии топонимов “Байдарава” и “Балаклава” // Къасевет, 1990, № 1/18. – С. 38-57.
2.Трубачёв О. Н. Лингвистическая периферия древнейшего славянства. Индоарийцы в Северном Причерноморье // Вопросы языкознания, 1977, №6, с. 13-29.
3.Белянский И. Л., Лезина И. Н., Суперанская А. В. Крым. Географические названия: Краткий словарь. – Симферополь: Таврия-Плюс, 1998. – 160 с. – (Б-ка крымоведа)
4.Бушаков В. А. Лексичний склад історічної топонімії Криму. – Київ, Ін-т сходознавства НАНУ, 2003. – 226 с.
5.Червонная С. М. Крымскотатарское национальное движение (1994-1996). – М.: Ин-т этнологии и антропологии РАН. – http://tatar-history.narod.ru/tio.htm
6.Кондараки В. Х. Универсальное описание Крыма. Ч. 14. – СПб, 1875.
7.Путешествуем по горному Крыму. Топографическая карта 1:50000. – ТС ВС Украины, НПП “Союзкарта”, ВКЧ ТС ВС Украины, 2002.
8.Гарагуля В. К. Краткий словарь географических названий. – В кн.: Крым. Путеводитель. – Симферополь, “Таврия”, 1982.
9.Навширванов В. Ш. Предварительные заметки о племенном составе тюркских народностей, пребывавших на юге Руси и в Крыму // Известия Таврического общества истории, археологии и этнографии. – Т. 3. – Симферополь, 1929.
10.Кузеев Р. Г. Происхождение башкирского народа. Этнический состав, история расселения. – М.: Наука, 1974.
11.Морской энциклопедический справочник / Под ред. Н. Н. Исанина. – В 2 томах. – Л.: Судостроение, 1987.
12.Веникеев Е. В., Артеменко Л. Т. Пенители Понта (Пиратство в Чёрном море). – Симферополь, Таврия, 1992. – 188 с.
13.Надинский П. Суворов в Крыму: Исторический очерк. – Симферополь, Крымиздат, 1947.
14.Трубачёв О. Н. Этногенез и культура древнейших славян. Лингвистические исследования. – Изд. 2, доп. – М.: Наука, 2003.
15.У карты Севастополя: Справочник. / А. А. Ляхович, Л. А. Шорин, Е. В. Веникеев, В. Г. Шавшин. – Симферополь, Таврия, 1982. – 224 с.
16.С. Усеинов, В. Миреев. Русско-крымскотатарский словарь. – Симферополь, «Таврия», 1992. – 82 с.
17.Гаркавець О. М., Усеїнов С. М. Великий кримськотатарсько-російсько-український словник (3-є видання,допрацьоване і доповнене із включенням української частини). – Симферополь, СОНАТ, 2002. – 460 с.
18.Турецко-русский и русско-турецкий словарь. – К.: Аконит, 1996. – 503 с.
19.Щербинин В. Г. Русско-турецкий словарь: 37500 слов. – М,: Рус. яз., 1989. – 680 с.
20.Дворецкий И. Х. Латинско-русский словарь: ок. 50000 слов. – 3-е изд., испр. – М,: Рус. яз., 1986. – 840 с.
21.Иоаннидис Амалия Анастасьевна. Новогреческо-русский словарь. – М,: Гос. изд-во иностранных и национальных словарей. – 1961. – 848 с.
22.Свято-Русские Веды. Книга Коляды. – 2-е изд, испр. и доп./ Воссоздание песен, обработка, переводы с разных славянских языков и диалектов А. И. Асова. – М.: ФАИР-ПРЕСС, 2005. – 576 с.