фрагмент из книги С.Х. Хотко Очерки истории черкесов от эпохи киммерийцев до Кавказской войны.


«…Таким образом, средневековая адыгская диаспора в Восточной Европе имеет значительную предисторию. Мы можем здесь отметить, что если с XIII в. эта эмиграция проходила под именем черкесов, то до того - под именами сармат и алан. Еcтественно, что этнонимы сармат и алан покрывали также осетин и вайнахов, т.е. большую часть горцев Северного Кавказа. В «Аланском послании» епископа Феодора (1240 г.) отмечается склонность алан покидать свою родину - северокавказскую Аланию - и расселяться по всей Скифии и Сарматии, т.е. по всей Восточной Европе. На месте днепровской Черкасии в V-XII вв. существовали аланские и асские городки. Г.В. Вернадский отмечает эту связь аланской и черкесской диаспоры. Он подчеркивает, что город Черкассы в нижнем течении Днепра был основан выселенцами из Черкесии точно также, как старая столица Молдавии - Яссы - была основана ясами-аланами. Река Прут до XIII в. носила название Алания и считалась границей, за которой начинается Сарматия. Этнические аланы удерживали власть в Молдавии с V в. и до монгольской эпохи. Отсюда они в V в. оказывали военную поддержку группировке своих соплеменников в Константинополе во главе с семейством Аспара-Ардабурия. Лишь в 1290-е гг. они уступили Молдавию монголам и перешли в Византию, где поступили в кавлерию Андроника Палеолога. Аланы получили во владение город Магнезия в Западной Анатолии, прямо напротив динамично развивающегося османского бейлика. Они оказали ценную помощь византийцам в их борьбе как с османами, так и с безмерно усиливавшейся армией наемников-каталонцев. Последние во главе с графом Рожером де Флор создали фактически независимое государство по берегам Мраморного моря и только противодействие аланов спасло дом Палеологов. Пребывание алан в Молдавии оставило множество следов в языке и топонимике. Одеяние молдавских бояр - есть образец северокавказской моды XIII в. Чрезмерно длинные рукава боярских шуб и парадных черкесок; высокие шапки-калансувы и некоторые другие детали роднят молдавский аристократический облик с русскими боярами, и с черкесами, и с мамлюками, имевшими так называемые «шубы почета» с очень длинными рукавами и столь же высокие шапки. Аль-Макризи (XIV в.) подчеркивает именно черкесское влияние на одежду мамлюков. Аланское влияние в Молдавии отмечено и в том, что понтийский (адыгский) антропологический тип широко распространен в современном населении этой страны, а также в некоторых районах Румынии.
Клавдий Птолемей, введший подразделение Сарматии на Европейскую и Азиатскую, определил географическое различие, но не имел ввиду этническое различие. В начале эры группа близкородственных северокавказских этносов населяла всю Сарматию от Дуная до Волги. Вторжение готов и гуннов положило предел этнической однородности Сарматии. Ее европейская часть стала как бы проходным двором: здесь проживали угорские, тюркские, германские и славянские племена. Время от времени сюда вторгались горцы Кавказа. Матвей Меховский назвал свою работу «Трактат о двух Сарматиях» не только из-за общей склонности к употреблению терминов из античной этногеографической номенклатуры, но и в том числе из-за сохранения северокавказского влияния на Украине XVI в. То есть, уроженцы Азиатской Сарматии (Черкесии) переселялись в Европейскую Сарматию (Украину и Польшу). Во времена Меховского Украина чаще всего и называлась Черкасией. Имея дело с двумя Черкесиями, польский автор провел аналогию с двумя Сарматиями. В польской историографии XVI—XVII вв. доминировало мнение о сарматском происхождении шляхты, т.е. господствующего слоя страны. Эта теория была укорена глубоко в сознание польских магнатов и интеллектуаллов. «Сарматизм» польской историографии был призван подчеркнуть иноэтническое и престижное происхождение польской элиты. Действительно, вполне вероятно, что первое социальное расслоение населения древней Польши произошло именно в сарматскую эпоху. В III в. до н.э. территория Польши входила в состав сначала Скифии, затем Сарматии. В позднелатенский археологический период в «Польше» появляется около 50 мощных курганных захоронений, получивших условное обозначение «княжеских». Они содержат сарматский набор вещей: мечи, наконечники копий, кинжалы, кубки и роги для питья. Ряд римских авторов локализует войну между царскими сарматами и их рабами на землях, лежащих к востоку от Германии и на север от Паннонии - т.е. в «Польше». Царские сарматы-язиги потерпели поражение от зависимого населения и ушли на юг. Эти сообщения говорят о конфликте между этническими сарматами, уроженцами Западного Кавказа, и славянами-ляхами. Г.В. Вернадский утверждает, что все правящие восточнославянские кланы были сарматского происхождения. «Сарматизм» как явление в духовной жизни поддерживался самими польскими королями: Сигизмундом I Августом, Сигизмундом II, Яном Собесским. Герб первого польского короля Мешко I Пяста представляет собой сарматскую тамгу. Имя Мешко и его вторая форма Мисико имеют отчетливый черкесский облик и могут быть этимологизированы на материалах адыгского языка. По-польски и вообще по-славянски Misiko не имеет никакого смысла. По-адыгски, где - ko «сын», a mez «лес», mishe «медведь» вполне приемлемый антропоним возможен. Но ko (къо - кях., къуэ - каб.) имеет еще значение «кабан», «хряк», a meziko - мэзыкъо - дикий кабан, лесной кабан, вепрь. Здесь стоит вспомнить, что русские князья очень часто обзывали потомков Мешко I - Мешко II и Болеслава Храброго - кабанами и вепрями. Указания на эти сравнения с кабаном содержатся в хрониках Галла Анонима, Винцентия Кадлубека, и в русских летописях. Весьма интересно, что польские династы не обижались сравнением их с кабаном или вепрем: Мешко, например, ответил Ярославу: «Да, я вепрь, но я лежу в луже русской крови, пролитой мною». Якуб Израильтянин, посетивший Краков в правление короля-основателя, отметил, что имя его Мшка, а его гвардию составляют 3000 отборных всадников в доспехах, при помощи которых он держит во власти огромную страну. Конная гвардия Пяста, согласно еврейскому путешественнику, называлась дзра. Этот термин не был объяснен академиком Куником, издателем и переводчиком Якуба. В адыгском дзра сопоставим с дзэ «войско», а в абхазском хъзра «долгий поход». На наш взгляд, и Мешко-Мисико, и дзра должны быть причислены к тому ряду адыгизмов (унеин, тиун), которые зафиксированы в письменных памятниках восточнославянских стран Х-ХП вв. Польско-прусский термин «Помезания» использовался в значении «Полесье», имея ввиду мэз «лес». Ян Потоцкий, посетивший Черкесию в конце XVIII в., при виде кабардинского князя воскликнул: «Вот истинный сарматский скептух».
В период позднего средневековья и начала нового времени - особенно в XVI-XVII вв., когда Речь Посполитая пребывала в зените военно-политического могущества - польские короли проявляли устойчивый интерес к Черкесии. Они целенаправленно формировали черкесскую диаспору в своих владениях как в целях использования их навыков в сфере конной войны, так и для того, чтобы поставить под свой контроль стихийную черкесскую эмиграцию на Украину.
В 1561 г. Сигизмунд II Август с почетом встретил группу адыгских аристократов, чьи имена были записаны в королевский шляхетский реестр. В 1562 году западноадыгские жанеевские князья - Онышко, сын владетельного князя Жанетии Сибока Кансауко, родственника Сибока; Темрук и еще один их брат Солгин Шимеко - в окружении отряда из 300 уорков прибыли в Краков ко двору Сигизмунда. Вскоре сюда же прибыли жанеевские князья, известные как Касим Камбулатович и Гаврила Камбулатович Черкасские. Жанеевские князья были причислены к князьям Речи Посполитой, а их вассалы получили дворянский-шляхетский статус. Некоторые из черкесов приняли католичество, но большая часть осталась православными на византийский манер. Хотя, как отмечает новейший исследователь этой проблемы Мартин Кружинский, все они были язычниками.
Темрук и Солгин проявили себя чрезвычайно ярко как военачальники, будучи зачислены в чине полковников в польскую кавалерию. Их уоркское сопровождение и приток новых наемников из Черкесии стало основой для формирования двух особых «пятигорских» полков. «Пятигорье»-«пятигорцы» в этот период синонимичны «Черкесия»- «черкесы». Кружинский отмечает, что до наших дней дошло множество свидетельств воинской доблести польской общины черкесов. "Когда 13 апреля 1572 года, - пишет Кружинский, - сильная турецкая армия атаковала польские войска в Молдавии, все польские части в панике покинули поле битвы и только Темрук с его «пятигорским» полком остался и сражался до тех пор, пока польские отряды не вернулись и не остановили турок». Рыцарство Темрука было вознаграждено высшими титулами и наградами со стороны Сигизмунда и сейма. Жанеевский аристократ получил в наследственное владение огромные поместья в Подолии, под Киевом и в Литве с 50000 крестьян. Очень скоро черкесские князья и уорки стали неотъемлемой частью высшего управленческого класса польско-литовского государства. Большинство из черкесов стали помещиками в Белорусии, Подолии и некоторые - на севере Польши. Черкесские конные полки или пятигорские хоругви сохраняли статус элитных частей вплоть до 1795 г., когда Речь Посполитая прекратила свое существование. Черкесы с течением времени ассимилировались, гибли на войне и «пятигорские» полки уже в конце XVI в. стали комплектоваться из поляков, литовцев, украинцев и татар. Тем не менее, польское командование на всем протяжении XVII в. и XVIII в. поддерживало черкесский облик этих соединений за счет закупок доспехов, оружия, коней и амуниции в Черкесии или в Крыму, где все это продавалось в изобилии. Более того, «пятигорские» полки сохраняли военные приемы, тактику боя и индивидуальной подготовки первого черкесского состава. Это было возможно еще и потому, что в XVII веке в Речь Посполитую продолжали прибывать новые отряды наемников из Черкесии. Польские короли регулярно направляли посольства в Черкесию с целью заключения конвенций о найме солдат. Ввиду русской ориентации Кабарды, в Речь Посполитую устремлялись, в основном, уроженцы Адыгеи - жанеевцы, хатукаи, темиргоевцы, шегаки и др. Сегодня, польские историки отмечают непропорционально большое влияние, которое черкесская диаспора оказала на эволюцию польского военного искусства. Черкесские наемники особенно ярко проявили себя в польско-шведских и польско-османских войнах XVII в.
Король-воитель Ян Собесский, разгромивший османскую армию у стен Вены в 1682 г., привлек в свою армию несколько тысяч черкесов. Б. Барановский отмечает, что Ян Собесский одевался в черкесскую одежду и ездил на черкесском скакуне. Ему подражали придворные и офицеры. Польские послы в Стамбуле появлялись в черкесской одежде, что ни мало изумляло европейских наблюдателей. Действительно, увлечение черкесским стилем в католической, европейской державе выглядит, по меньшей мере, неожиданно. Но легко объяснимо - высокий социальный статус черкесской общины, превосходство всех элементов всаднической культуры Черкесии определяли это увлечение. Еще один серьезный фактор - сарматизм польской генеалогии. И Сигизмунд, и Собесский, и любой образованный поляк знал, что территория Азиатской Сарматии совпадает с современной им Черкесией. В лице Онышко, Темрука, Шимеко и всей массы черкесского войска польская шляхта общалась с народом, представители которого сыграли важную роль на заре польской истории. Польские аристократы считали черкесов сарматами, а те и своими облегающими доспехами, и всадническим образом жизни вполне оправдывали гордое имя сармата.
Эмиграция адыгов в страны Восточной Европы носила не только военный, аристократический характер, но и простонародный, крестьянский. Адыги-крестьяне могли покидать родину вслед за своими господами, но чаще всего стихийно, соблазнившись свободными землями, возможностью самим решать свою судьбу. Многие из них вступали в казачье братство в Запорожье. Адыги могли с легкостью проникать на Украину морским и речным путем, т.е. пользуясь теми транспортными артериями, которыми так и не сумели овладеть кочевники. В этой связи мы можем предположить, что на Украину таким путем проникали в большей степени уроженцы горных, приморских областей Черкесии, имевшие репутацию превосходных мореходов и пиратов. Здесь надо вспомнить указание Арнольда Тойнби на то, что первые казачьи общины возникли по островам Днепра и удержались внутри тюркского мира именно благодаря тому, что занимались пиратством: степь принадлежала тюркам, а реки казакам. Но к XIV-XV вв. мореходные навыки и, тем более, традиция морского разбоя были давно утеряны и в среде южнорусского населения. До прихода монголов русские уже два с половиной столетия не знали моря, выход к которому был отрезан сначала печенегами, затем кипчаками. Последние примеры русского пиратства относятся к Х в. Напротив, горы Адыгеи всегда давали прекрасную возможность к пиратству, традиция которого не прерывалась здесь со времен Страбона. Образование первой казачьей республики на Хортице - есть результат адыгского пиратства, нуждавшегося в крупных операционных базах вне метрополии. Новейший исследователь темы казачьего мореходства В. Королев (Ростов-на-Дону), подчеркивает значимость черкесского фактора: «Казачья морская история резко противоречит довольно популярной «татарской» гипотезе происхождения казачества по той причине, что татары не занимались мореходством. Из восточных версий подходящей с морской точки зрения оказывается «черкесская» гипотеза. В XVI в. черкесы (адыги) жили на побережье Азовского моря; в том числе в дельте Дона, и только потом были оттеснены на Таманский полуостров, а в последствие и в горы. От упомянутого столетия дошло довольно много информации о черкесских действиях на море, вполне подобных казачьим. Морская активность адыгов продолжалась вплоть до Кавказской войны XIX в., и известны случаи нападения черкесских судов на корабли российского Черноморского флота. При этом надо подчеркнуть, что гребные суда адыгов внешне напоминали казачьи струги. Но их детальным сравнением пока никто не занимался, и трудно сказать, есть ли в этом сходстве «генетика»».
Перемещение масс населения из Черкесии на Украину не связано исключительно с историей образования казачества, но последнее, без сомнения, впитало в себя большую часть адыгской эмиграции начиная с XIV-XV вв. Термин казак уже породил в историографии множество дискуссий. В тюркских языках он имеет толкование «свободный человек», «пограничный житель» и впервые упоминается в Тарих Рашиди в середине XV в. Прояснение этимологии этого термина не входит в наши задачи. Ясно, что этот термин в XIV-XV вв. не имел определенного этнического содержания и употреблялся по адресу славян, тюрок, черкесов и других национальных групп. Северные узбеки, населявшие среднеазиатскую степь и не вошедшие в состав централизованного узбекского государства со столицей в Самарканде, получили в XV в. название казаков. Пиратская республика на Хортице, по всей видимости, черкесская по происхождению, получила название казачьей. Ватаги разбойников, уроженцев южнорусских областей, Литвы и Северного Кавказа, также звались казаками. То, что в среде раннего казачества доминировали черкесы, определило и название украинских земель Черкасией. Разница между терминами черкас и черкес исключительно звуковая, но не содержательная. До XVIII в. включительно адыгов на Кавказе русские и европейские источники называли черкасами, а их страну Черкасией. Другие произношения: шаркас, джихаркас, джарказ, циркас, таркас и т.п. Филипп Брун, автор двухтомного трактата «Черноморье» отмечал, что в источниках XIV-XV вв. под термином казак подразумевались исключительно черкесы. Эдмунд Спенсер также считал черкесскую эмиграцию и наемничество определяющими факторами в появлении такого социального феномена, как казачество: «Вероятно, черкесы, которые на протяжении веков вели полувоенный, полубандитский образ жизни и бывшие одновременно телохранителями султанов Египта, Турции и Крымских ханов были известны окружающим народам под этим названием (Kassack), которое давалось каждому племени, ведшему такой образ жизни».
Академик Н.Я. Марр обращал внимание на возможную генетическую и лингвистическую преемственность этнонимов казак и касог. Одна из форм термина касог - касах или касак. Персы именовали так жителей Западного Кавказа. Затем этот термин переняли арабы (кашак у Масуди). Г.А. Меликишвили считал возможным возводить касогов-кашагов к кашкам (кашк, каск), хаттоязычному этносу на северо-востоке Анатолии. Взаимосвязь этих разновременных этнических наименований хотя и проблематична, но вполне вероятна: точно также как анатолийские кашки совпадают с западнокавказскими кашаками, так и соседи кашков абешла напоминают нам самоназвание абхазов - апсуа, а также термин апсил, название одного из племен абхазского средневековья. Эд. Гиббон (конец XVIII в.), один из лучших знатоков истории Черноморья, писал: «Казаки были черкесские эмигранты, их первоначальная родина находилась среди западных областей Кавказа и называлась во времена Константина Порфирородного Касахией». Автор истории Крымского ханства И.Э. Тунманн (конец XVIII в.) относил появление первого казачьего сообщества к XV в. и считал его следствием черкесской эмиграции: «Черкесы завладели Керчью в Крыму, часто нападали на этот полуостров и другие европейские местности, сделались основным составом образовавшихся тогда казацких народностей и основали в Египте знаменитую династию. Кубанские черкесы удерживались как на Кубани, так и на Дону. Там составляли они, хотя и сильно смешавшись с русскими, донское казацкое государство». Эта цитата из Тунманна многократно воспроизводилась в XIX веке (С. Броневский, И. Бларамберг и др.). Сам первоисточник при этом не упоминался, а мнение Тунманна не оспаривалось. Привлекательность этого отрывка заключалась в том, что Тунманн кратко и точно отобразил наиболее яркие проявления черкесского средневековья: создание черкесского государства в Египте (1382-1517гг.) и первой казачьей-черкесской республики на Украине. Эти события были связаны с особенностями социального развития Черкесии в XIII—XV вв., вызвавшими перманентную эмиграцию. Неслучайно, что и Эд. Спенсер увязывал усиление мамлюков и казаков с проблемами эмиграции из Черкесии.
В российской историографии проблема черкесского присутствия на Украине не ставилась и не получила до сих пор сколько-нибудь детального освещения. Вместе с тем, мнение о черкесском происхождении казачества высказывали (одной-двумя строчками или одной страницей) основатели исторической науки в России И.Н. Болтин, В.Н. Татищев, Н.М. Карамзин. Они с уверенностью отмечали черкесское происхождение первых казачьих отрядов, но столь же уверенно сводили черкесский фактор к минимуму - эмиграция носила разовый характер, ее инициировали ханы или баскаки Золотой Орды, а черкесы-переселенцы очень скоро ассимилировались. И эти, и все другие историки знали и признавали тот факт, что сама страна Украина носила название Черкасии с XV по XVII вв. Уже одно это обстоятельство должно было сподвигнуть исследователей на предметный и неспешный анализ темы, но за исключением двух или трех статей на протяжении двух веков, которые далеко не исчерпывают этой темы, мы не имеем значимых результатов. Причина игнорирования этой темы - исключительная зависимость историка от власти в нашей стране.»

«…Многие из этих черкесов, по всей видимости, навсегда остались на Руси. Мы можем предположить, что такие фамилии как Бган, Касогов, Хетитов, Нардуков восходят к касожской диаспоре XI-XII вв. К этому периоду относится и дискуссионная проблема этнической атрибуции так называемых «черных клобуков », занимавших земли к югу от Киева и Чернигова. «Черные клобуки» вели оседлый образ жизни, жили хуторами, но не имели городов и четко выраженной государственной организации. Антропологически они принадлежали к средиземноморско-балканской расе. Они имели репутацию превосходных всадников и их с охотой принимали на службу князья Киева. В целом, большую часть домонгольского периода «черные клобуки» являлись союзниками русских, за что страдали от нападений половцев. К коалиции «черных клобуков» принадлежали мелкие племена ковуев, или куев, торков и берендеев. Все эти всадники носили высокие черные конусообразные шапки - отсюда и название «черные клобуки». Подобный головной убор был характерен для абхазо-адыгов от эпохи сарматов до XIX века. Необычно высокие колпаки (абх. хылпак – шапка, где (а)хы – голова, (л)пак (ее) покрытие) носили адыгские аристократы-уорки, а затем все, кто мог это себе позволить. Этот головной убор стал очень популярен у садзов, убыхов и западных абхазов. В XIV в. черкесы в Египте носили такие высокие черные колпаки, что резко выделяло их из местной и мамлюкской-тюркской среды. Т.Д. Равдоникас, признанный специалист в истории одежды населения Северо-Западного Кавказа, особо отмечает, что конусообразные высокие шапки являлись характерной чертой абхазо-адыгского костюма на протяжении 2—2,5 тысяч лет. Очень важно, что позднейшие русские летописцы XIV-XVBB. отождествляли «черных клобуков» именно с черкесами. Вот, например, отрывок из сводов Воскресенской и Киевской летописей: «И сконе свою дружину пойде, пойма с собой Вячеслав полк весь и вся черные клобуки, еже зовутся черкасы». Имея в виду этот серьезный источниковый фон нам представляется неуместной та легкость и безаппеляционность, с которой некоторые отечественные авторы относят «черных клобуков» XI-XII вв. к тюркам. Мы, в свою очередь, можем предположить, что «черные клобуки» в Поднепровье являлись остатками старого сарматского населения. Таким образом, они вряд ли являлись эмигрантами из Касогии (Черкесии), но этнически и культурно были связаны с абхазо-адыгским миром Западного Кавказа, Собственно «казачья» эмиграция из Черкесии началась в золотоордынскую эпоху. «В 1282 году, - отмечал И.Н. Болтин, - Баскак Татарской Курскаго Княжения призвал Черкес из Бештаю или Пятигорья, населил ими слободы под именем козаков. Разбои и грабежи, производимые ими, произвели многие жалобы на них; для коих наконец Олег Князь Курский, по дозволению ханскому, разорил их жилища, многих из них побил, а прочие разбежалися. Сии совокупясь с Русскими беглецами, долгое время чинили всюду по дорогам разбои, укрываясь от поисков над ними по лесам и оврагам. Много труда стоило всех их оттуда выгнать и искоренить. Многолюдная их шайка, не обретая себе безопасности там, ушла в Канев к Баскаку, который и назначил им место к пребыванию ниже по Днепру. Тут они и построили себе городок и назвали Черкаск по причине, что большая часть их были породою Черкасы». Говоря о черкесской эмиграции на Украину и в Россию И.Н. Болтин опирался на Лаврентьевскую летопись, но те листы, содержащие эту информацию, были утеряны в XIX в. Мы можем с уверенностью сказать, что цитата из Болтина является очень точным пересказом соответствующего места из Лаврентьевской летописи. Эта уверенность основана на том факте, что другие крупные историки XVIII в. - В.Н. Татищев и Н.М. Карамзин - также пользовались этим летописным сводом и так -же точно установили черкесскую природу ранней казачьей общины на Днепре. В.Н. Татищев явно читал тот и же источник, что и Болтин: «Первые казаки сброд из черкес горских, в княжении Курском в 14 столетии явились, где они слободу Черкасы построили и под защитой татарских губернаторов воровством и разбоями промышляли, потом перешли на Днепр и город Черкасы на Днепре , построили». Карамзин отмечал эт ническую взаимосвязь «черных клобуков», берендеев, торков, касогов, черкесов и казаков.
Эмиграция черкесов на Украину в XIV-XV вв. носила столь масштабный характер, что сама страна получила название Черкасии. Это название удерживалось в официальных документах вплоть до начала XIX в. «До царствования императора Александра 1-го, отмечал украинский историк В. Гатцук, - когда кавказские Черкесы, не пожелавшие-добровольно покориться, были объявлены «врагами России», - не только русский народ, но и официальные бумаги называли Малороссиян Черкасами».
Сведения о средневековой адыгской диаспоре на Украине достаточно разнообразны и подробны. Трудность анализа состоит в том, что адыги селились по преимуществу в юго-восточных районах Украины, которые входили в состав Речи Посполитой номинально, очень часто здесь даже не было представительств общепольских государственных институтов, как например в Киеве или в Полтаве. Соответственно этот регион был слабо затронут письменной традицией Кракова или Варшавы. Прибытие эмигрантов из Черкесии никто не фиксировал, а то обстоятельство, что черкесы принимали христианские имена лишь добавляет проблем в изучении этой непростой темы.»