Князь Димитрий Иванович Вишневецкий, истый козак по натуре и знаменитый вождь своего времени, был потомком волынских князей Гедиминовичей, родился в православной вере, имел у себя трех братьев Андрея [48], Константина и Сигизмунда и состоял владельцем многих имений в Кременецком повите, каковы: Вишневец, Подгайцы, Окимны, Кумнин, Лотрика и другие. На исторической сцене Вишневецкий впервые стал известным с 1550 года, когда назначен был польским королем в старосты Черкасского и Каневского повитов. Каков был Вишневецкий как управитель повитов, нам неизвестно; известно лишь то, что в этом звании он оставался всего лишь три года: получив отказ от короля Сигизмунда-Августа по поводу просьбы о каком-то пожаловании, Вишневецкий, по старому праву добровольного отъезда служилых людей от короля, ушел из Польши в Турцию и поступил на службу к турецкому султану: "А съехал он со всею своею дружиною, то-есть, со всем тем козацтвом или хлопством, которое возле него проявлялось", — писал о Вишневецком Сигизмунд-Август Радзивиллу Черному 15 июня 1558 года. Вскоре, однако, король, ебеспокоенный тем, что турки в лице Вишневецкого приобретут отличного полководца с переходом его в Турцию, врага польскому престолу, снова привлек князя к себе, дав ему опять те же города Черкассы и Канев в управление. Управляя этими городами, князь, хотя и был доволен на этот раз королем, но чувствовал недовольство в самом себе: душа его жаждала военной славы и ратных подвигов. Тогда он задался мыслью оградить границы польско-литовского государства посредством устройства на острове Днепра крепкого замка и помещения в нем сильного гарнизона. Очевидно, Вишневецкий в этом случае хотел повторить то, что раньше его высказал Евстафий Дашкович. Свой план Вишневецкий хотел осуществить постепенно и высказал его открыто в 1556 году. Не найдя, однако, себе фактического сочувствия среди польских властных людей. Вишневецкий снова решил покинуть родину и искать счастья за пределами отечества.
В это самое время он узнал, что московский царь Иван Васильевич Грозный, желая предотвратить набег крымских татар на московские окраины, отправил два отряда русских ратников с путивльскими козаками на Низ — один под начальством Чулкова по Дону, а другой под начальством дьяка Ржевского по Днепру. и приказал им сдобывать языков и проведывать про крымского хана". Весть о походе русских против крымцев пришлась как нельзя кстати по вкусу черкасско-каневских козаков и они, собравшись в числе 300 человек, под начальством своих атаманов Млинского и Михаила Еськовича, иначе называемого Миской, бросились вниз по Днепру и заодно с дьяком Ржевским и русским войском причинили много бед туркам и татарам под Ислам-Керменем, Очаковом и Волам-Керменем.
Подвиги козаков черкасско-каневских замков вызвали на сцену и самого старосту, князя Димитрия Вишневецкого, и в то время, когда Ржевский после похода отступил в "литовскую", т. е. западную сторону Днепра, Вишневецкий очутился на Днепре, и расположился на острове Хортице, откуда рассчитывал открыть постоянные набеги на мусульман. С этой целью он устроил здесь, в 1556 году, земляной "город" против Конских-Вод, у Протолчи, послуживший потом прототипом Сичи запорожских козаков.
О своих подвигах против татар и турок на Днепре князь Вишневецкий не замедлил известить, через служебника Миску (т. е. Михаила Еськовича), короля Сигизмунда-Августа, прося у него королевской протекции. На то донесение король отвечал Вишневецкому грамотой, писанной если не весной, то летом 1557 года [49]. В этой грамоте король отвечал Вишневецкому, что присланные им листы, через служебника Миску, получены во время пути, именно тогда, когда король ехал с королевою Екатериною с варшавской сейма в Вильну и, по распоряжению самого короля, служебник тот задержан был с ответами королевскими на продолжительное время. Распоряжение же это сделано было на основании известия, принесенного королевским послом, князем Андреем Одинцевичем, о намерениях и замыслах перекопского царя: перекопский царь, по известию королевского посла, о чем король узнал по приезде в Вильну, хотел добывать князя Вишневецкого в построенном им замке; вследствие этого а также вследствие суровой зимы и трудного проезда к Вишневецкому и вследствие ожидания проезда посланного к Вишневецкому дворянина Василия Шишковича, король и приказал задержать отъезд Миски. Кроме этого король писал Вишневецкому и о том, что он, сперва по слухам, а потом от присланного князем хлопца, узнал о нападении на Вишневецкого перекопского царя. Воздавая похвалу Вишневецкому за его службу, стойкость и мужественную оборону людей, при нем находящихся, король обещал и на будущее время не забывать его подвигов: "А что касается замка, построенного тобой, и твоей услуги, оказанной нам, то такая услуга приятна нам, потому что ты устроил на нас, господаря, замок на нужном месте, и именно такой замок, где была бы безопасная осторожность для удержания лихих людей шкодников с обеспечением панств наших. Но чтобы усилить тот замок людьми и боевыми средствами, как ты писал нам о том, то без личного твоего приезда к нам, мы теперь не имеем достаточно основательных причин исполнить это, хотя выводить тебя из замка на это время также не годится ради известия от тебя и из других мест ("украйн") о замысле со стороны великого московского князя соорудить замки при реке Днепре в том именно месте, где и ты хотел будовать города, на нашей земле, а также и ради зацепок, на которые могли бы отважиться, в твое отсутствие, козаки и подвергать опасности области нашего государства. Выводить тебя из замка не годилось бы еще и для того, чтобы ты оставаясь в нем, мог большую пользу принести, не допуская козаков делать зацепок чабанам и шкодить улусам турецкого царя, взирая на многие причины, на докончание и присягу нашу с турецким цесарем и вечный мир с перекопским царем". В заключение грамоты король извещал Вишневецкого об отпуске к нему какого-то Захарки, о котором князь писал королю, а также об отправке к князю собственного королевского слуги — дворянина с ответом на все письма и просьбы князя и возвращении из Польши посла перекопского царя вместе с польским послом Довгиром. Посла, отправленного к Вишневецкому, король приказывал людям Вишневецкого встретить у Черкасс и самому князю, в виду важности дела, с которым посол отправлен, выслушать его с особенным вниманием [50].
Нужно думать, что отказ со стороны короля Сигизмунда-Августа в помощи людьми и боевыми средствами для защиты устроенного князем замка послужили причиной того, что Вишневецкий, оставив польского короля, вошел в сношения с русским царем.
В мае месяце 1557 года Вишневецкий писал царю, что крымский хан Девлет-Герай, с сыном и с многими крымскими людьми приходил к Хортицкому острову, осаждал его двадцать четыре дня, но божьим милосердием, именем и счастьем царя, государя и великого князя, он, Вишневецкий, отбился от хана и, поразив у него много самых лучших людей, заставил его отойти от Хортицы "с великим соромом" и дать возможность князю отнять у крымцев некоторые из кочевищ. В заключение Вишневецкий уверял царя, что пока он будет на Хортице, то крымцам ходить войной никуда нельзя.
В сентябре месяце того же 1557 года Вишневецкий отправил от себя в Москву козацкого атамана Еськовича к царю Ивану Васильевичу бить челом о том, чтобы царь пожаловал князя и принял его к себе на службу; Еськович должен был сказать царю, что князь совсем отъехал от польского короля и поставил среди Днепра, на Хортицком острове, против Конских-Вод, у крымских кочевищ, город.
Царь принял Еськовича с честью и, вручив ему "опасную грамоту" и царское жалованье для Вишневецкого, отправил, вместе с Еськовичем, боярских детей Андрея Щепотьева да Нечая Ртищева с наказом объявить князю о согласии царя принять его на службу московского государства.
Спустя месяц после этого Вишневецкий отправил к царю новых послов, Андрея Щепотьева, Нечая Ртищева, князя Семена Жижемского да Михаила Еськовича, и через них извещал царя, что он (Вишневецкий) царский холоп и дает свое слово на том, чтобы ехать к государю, но прежде всего считает нужным повоевать татар в Крыму и под Ислам-Керменем, а потом уже быть в Москве. И действительно, относительно своих намерений против татар Вишневецкий сдержал свое слово: в декабре месяце названного года московский посол, живший в Крыму, извещал, что октября первого дня князя Димитрий Вишневецкий, выплывший на низовье Днепра, взял крепость Ислам-Кермень, людей ее побил, а пушки взял и вывез на Днепр, в свой Хортицкий город.
Почти через год после этого, а именно в октябре месяце 1558 года, князь Вишневецкий снова и совершенно неожиданно подвергся второму нападению со стороны того же крымского хана Девлет-Герая. Взяв с собой, кроме татар, много войска турецкого султана и молдавского господаря, хан внезапно подступил к Хортице и с яростью напал на Вишневецкого. Вишневецкий долго отбивался от хана, но потом, лишившись всякого пропитания и потеряв много людей, а еще больше коней, съеденных козаками, под конец оставил Хортицу и ушел к Черкассам и Каневу, откуда известил царя о всем происшедшем на Хортице и ждал от него дальнейших приказаний. Тогда царь, узнав о всем случившемся с Вишневецким, велел ему сдать Черкассы и Канев польскому королю, с которым у русских произошло перемирие, а самому ехать в Москву. Вишневецкий повиновался воле царя и в ноябре месяце того же года приехал в Москву. Здесь он получил от царя жалованье, а также город Белев со всеми волостями и селами в вотчину [51], да в иных городах "подклетные села и великие пожертвования", и за все это клялся животворящим крестом служить царю всю жизнь и платить добром его государству.
Однако, в Белеве Вишневецкому пришлось оставаться недолго: дело в том, что в это самое время приехали в Москву черкасские послы с целью просить московского царя оказать помощь черкасцам в их войне с крымцами. Царь, не поладивший перед этим с крымским ханом, решился воспользоваться просьбой черкассов в свою пользу, и в декабре месяце 1558 года снова отправил Вишневецкого, в качестве начальника над 5 000 человек ратников, на крымские улусы. Вишневецкий двинулся из Москвы вместе с кабардинским мурзой Канклыком, собственным братом, атаманом, сотскими и стрельцами. Он ехал судном на Астрахань, из Астрахани сухопутьем к Черкассам в Кабарду; в Кабарде ему ведено было собрать рать и идти мимо Азова на Днепр, на Днепре стоять и наблюдать за крымским ханом, "на сколько Бог поможет". Исполняя царское приказание, Вишневецкий сперва остановился под Перекопом и стал наблюдать за татарами; но крымский хан, извещенный польским королем о движении Вишневецкого, забил свои улусы [52] за Перекоп, а сам ушел во внутрь полуострова. Тогда Вишневецкий, не встретив под Перекопом ни одного врага, перешел к Гаванской переправе на полтретьядцать верст ниже Ислам-Керменя; простояв напрасно три дня на переправе, Вишневецкий отсюда поднялся к острову Хортице и близ него соединился с дьяком Ржевским и его ратниками. Встретив Ржевского выше порогов, Вишневецкий велел ему оставить все коши с запасами на острове, отобрать лучших людей из его рати — неболыпое число боярских детей, козаков да стрельцов,— остальных отослал в Москву, и потом с отборным войском пошел летовать в Ислам-Кермень, откуда имел целью захватить города Перекоп и Козлов. Получив известие об отходе хана за Перекоп, царь Иван Васильевич отправил к Вишневецкому посла с жалованьем и с приказанием князю оставить Ширяя-Кобякова, дьяка Ржевского и Андрея Щепотьева с немногими боярскими детьми и стрельцами, Данила Чулкова да Юрия Булгакова с козаками, а самому ехать в Москву. Вишневецкий и на этот раз повиновался воле царя, оставил Днепр и скоро прибыл в Москву, откуда переехал в свой город Белев. Зимой этого же года крымский хан, услыхав о том, что московский царь оставил столицу и уехал в Ливонию, быстро собрал стотысячное войско и бросился по направлению к Москве; но узнав, что самые страшные для него люди, Шереметев и Вишневецкий, совсем не выезжали в Ливонию, также быстро повернул назад и ушел в Крым.
В начале 1559 года царь снова отправил Вишневецкого против татар; ему дано было 5 000 человек войска, а его товарищу Даниилу Адашеву — 8 000. Вишневецкий разбил 250 человек крымцев близ Азова, а Даниил Адашев выплыл в устье Днепра и отсюда бросился в Крым. Разгромив Крым и освободив множество христианских пленников, Адашев вновь вернулся к Днепру и поднялся вверх по его течению. Хан бросился за ним в догон и настиг у мыса Монастырька, против Ненасытецкого порога, но, боясь сразиться с ним, ушел назад.
В то время, когда Адашев и Вишневецкий действовали против татар на Днепре, в это самое время летом 1560 года, предводитель белогородских козаков Андчак ворвался в киевское воеводство и опустошил поселение возле белоцерковского замка, а потом написал письмо Сигизмунду-Августу и в нем объяснил, что сделал свое нападение в отместку козакам киевским, белоцерковским, брацлавским, винницким, черкасским и каневским, причиняющим "великие шкоды" турецким подданным. По этому письму Сигизмунд-Август отправил киевскому воеводе князю Константину Константиновичу Острожскому и всем украинским старостам приказание воспретить козакам, в виду присяги и докончанья с турецким султаном и перекопским царем, делать нападения на турецких и татарских подданных и даже не позволять им ходить в поле для сторожи, хотя в то же время держать их на готове, чтобы иметь возможность при набегах со стороны татар на украинские области, во-время ударить на врагов и отнять у них добычу и христианских пленников [53].
Между тем Вишневецкий, возвратившись в 1561 году из "пятигорской земли" на Днепр и расположившись на урочище Монастырище, в 30 милях от Черкасс, близ острова Хортицы, стал сноситься с польским королем о том, чтобы снова перейти к нему на службу. Что побудило Вишневецкого к этому, неизвестно: не понравилось ли ему обращение Грозного с боярами в Москве, или же просто ему не сиделось на одном месте,— источники не говорят об этом. Во всяком случае, находясь в урочище Монастырище, Вишневецкий отправил к королю Сигизмунду-Августу гонца с просьбой о том, чтобы он снова принял его к себе и прислал бы ему, по обыкновению, так-называемый глейтовый, т. е. охранный лист для свободного проезда из Монастырища в Краков. Король охотно изъявил согласие принять Вишневецкого к себе на службу и прислал ему глейтовый лист сентября 5-го дня 1561 года: "Памятуя вЪрныя службы предковъ князя Димитрiя Ивановича Вишневецкаго, мы прiймаемъ его в нашу господарскую ласку и дозволяемъ ему Ъхать в государство нашей отчизны и во дворъ нашъ господарскiй для службъ нашихъ, не боясь строгости посполитаго права и нашего отъ господаря коранiя и неласки нашей за то; можетъ онъ добровольно въ панствахъ нашихъ жить, пользуясь всякими вольностями и свободой, как и другiе княжата, панята и обыватели панства нашего" [54]. Принимая Вишневецкого вновь на службу к себе, король мотивировал свою милость к нему тем, что Димитрий Вишневецкий ходил к московскому царю не для чего иного, как для того, чтобы узнать "справы непрiятеля и тЪмъ принести возможно большую пользу РЪчи Посполитой". В свою очередь и козаки, бывшие с Димитрием Вишневецким на Низу, и оставленные им после отъезда, стали просить короля через черкасско-каневского старосту, Михаила Александровича Вишневецкого о дозволении им возвратиться в места своей родины и прислать глейтовый лист.
Отправляя глейтовый лист князю Димитрию Вишневецкому, король Сигизяунд -Август извещал о том и брата его (нужно думать, не родного), Михаила Александровича Вишневецкого. О козаках тому же Михаилу Вишневецкому король писал: "Листъ для принятiя козаковъ въ наше панство мы приказали выдать и велЪли послать его до воеводы кiевскаго; кромЪ того, распорядились написать ему, чтобы его милость съ тобой посовЪтовался, если тЪ козаки придуть въ наше панство и меж ними окажутся таше, которые въ недавнее время Очаковъ разорили ["збурыли"], и если приходъ ихъ не принесетъ никакой опасности отъ цесаря турецкаго и царя перекопскаго, то, поразмысливши объ" этомъ хорошенько, велите послать имъ тотъ листь. И если между ними окажутся тЪ, которые Очаковъ разоряли, то ты бы внушилъ имъ, чтобы они, не задерживаясь и не проживая в тамошнихъ украинскихъ замкахъ, шли бы прямо въ могилевскiй замокъ, откуда мы велимъ направить ихъ въ Полоцкъ, а изъ Полоцка въ землю Инфлянтскую (Эстляндiю) и прикажемъ дать имъ содержанiе и живность. ПосовЪтовавшись и поговоривши съ нимъ объ этомъ, извести насъ о томъ немедленно" [55].
Куда вернулись козаки, неизвестно, но известно то, что они покинули Хортицу и после их ухода "город" Вишневецкого, вероятно, был разрушен татарами, так как московский царь, собираясь воевать с Крымом, хотел строить новое укрепление "между Хортицей и Черкассами", которое бы заменило "город" Вишневецкого [56].
После этого Димитрий Вишневецкий, вместе с одним польским магнатом, некиим Альбрехтом Ласким, приехал в Краков, где был встречен массою народа с радостными приветствиями. Король очень ласково принял князя и простил ему его вину. Скоро после этого Вишневецкий очень сильно заболел, вследствие какой-то отравы, полученной им еще в юношеские годы. Король, узнав об этом и жалея князя, велел своим докторам осмотреть его (opatowac). Доктора оказали помощь больному, и он благополучно встал с постели. Таким образом с 1563 года Вишневецкий считался снова на службе у польского короля. Приняв к себе Вишневецкого, польский король, однако, не преминул, при случае, осведомиться у русского царя о причине отъезда его из Москвы: "Пришел он как собака и потек как собака; а мне, государю, и земле моей убытку никакого не причинил"— ответил царь Иван Васильевич Сигизмунду-Августу на спрос о Вишневецком.
В это время Вишневецкий сделался настолько дряхлым, что едва мог садиться на коня, но дух героизма в нем все еще не угасал. Так, находясь в Кракове и сойдясь с Альбрехтом Ласким, владевшим молдавской крепостью Хотиным и мечтавшим присоединить всю Молдавию к Польше, Вишневецкий задумал новое дело: он решился, по совету Лаского, овладеть Молдавией и сделаться ее господарем. Обстоятельства ему благоприпятствовали. Дело в том, что в Молдавии в это самое время боролись за обладание престола два претендента: господарь Яков Василид, иначе Ираклид, и боярин Томжа, иначе Стефан IX. Партия волохов, не желавшая избрания Томжи, узнав о планах Вишневецкого, отправила к нему посольство и обещала ему господарство, если только он, вместе с козаками, принесет присягу этой партии. Князь согласился и в 1564 году с 4 000 козаков отправился в Молдавию. Передовой отряд его явился в то время, когда Томжа осаждал Василида в Сучавском дворце; сам Вишневецкий по случаю болезни ехал сзади на возу. Его отряд поспешно прискакал к дворцу и стал требовать молдавской булавы для своего князя. Томжа, по-видимому, охотно согласился на это притязание и лично пошел встречать славного героя. Вишневецкий, не подозревая в этом никакого коварства, с небольшой дружиной двинулся к Сучаве; но тут во время самого пути, видя ничтожность сил Вишневецкого, Томжа вдруг переменил свою роль: он внезапно бросился на посланных в помощь князю людей, всех перебил их и готовился схватить в руки-самого Вишневецкого; но Вишневецкий успел уйти и спрятаться в копну сена; к его несчастью, однако, он был замечен каким-то мужиком, приехавшим за сеном, и выдан Томже. Тогда Вишневецкого, вместе с е о спутником Пясецким и некоторыми поляками, схватили и отправили в столицу Молдавии. Поляки после жестоких пыток, во время которых сам Томжа отрезал им носы и уши, отпущены были в Польшу, а Вишневецкий и Пясецкий тем же Томжей отправлены были в Царьград к турецкому султану, Селиму II. Получив пленников и пылая местью на них за разорение Крыма и южных городов, турки решили предать их жесточайшей казни: бросить живыми с высокой башни на один из железных крюков ("гак"), которые вделаны были в стену у морского залива, по дороге от Константинополя в Галату. Брошенный с башни вниз Пясецкий скоро скончался, а Вишневецкий, при падении с такой же высоты, зацепился ребром за железный крюк и в таком виде висел несколько времени, оставаясь живым, понося имя султана и хуля его мусульманскую веру, пока не был убит турками, не стерпевшими его злословии. Народ сохранил в своей памяти величественный образ князя и воспел его трагическую кончину в готовой уже песне о козаке Байде [57]. По словам песни, Байда так был славен, что сам султан предлагал ему собственную дочь в жены с условием, чтобы только он принял веру Магомета; но Байда настолько был предан православной вере, что с презрением отверг это предложение и стал плевать на все, что было дорого как простому магометанину, так и самому султану, а под конец ухитрился даже убить стрелой, поданной ему его слугой, самого султана с его женой и дочерью. Тогда турки, остервеневшись на Вишневецкого, вынули у него, еще живого, по словам польского писателя Несецкого [58], из груди сердце, изрезали на части и, разделив между собою, съели его в надежде, так сказать, заразиться таким же мужеством, каким отличался во всю жизнь неустрашимый Вишневецкий. Народ воспел славного героя в песни "Байда-козак", дошедшей до нашего времени во многих вариантах.
"У Царьграді та и на риночку
Там п'є Байда мед-горілочку,
Ой п'є Байда та не день, не два,
Та не одну нічку, та и не годиночку.
Прийшов до нього салтан турецький:
Ой що ж бо ти робиш, Байдо молодецький?
Ой ти, Байдо, та славнесенький,
Будь же ти лицарь та вірнесенький,—
Покинь, Байдо, та пити — гуляти,
Бери мою дочку та йди царювати,
Бери в мене та царівночку,
Будеш паном та на Вкраїночку!
— Твоя віра проклятая,
Твоя дочка поганая!
Гей, як крикне салтан на гайдуки:
Biзьміть того Байду, візьміть його в руки!
В1зьміть Байду кріпко із'яжіте
Та на ребро за гак добре почепіте.
Висить Байда та не день, не два,
Та й не одну нічку, та и не годиночку.
Висить Байда, про себе гадає
Та и на свого цюру зорко поглядає
Та и на свого цюру, цюру молодого,
I на свого коня, коня вороного,
Ой ти ж цюро, цюро молоденький,
Подай міні лучок, та лучок тугенький,
Подай мені, цюро, тугий лучок,
Подай міні стрілок, цілий пучок!
Ой, бачу-ж я, цюро, та три голубочки,
Хочу я їх вбити за для царськой дочки
Де я вмірю — там я вцілю,
Де ж я важу — там я вражу.
Ой як стрілив - та й царя вцілив,
А царицю та в потилицю,
A їх доньку - прямо в головоньку.
Не вмів, царю, та ти Байди вбити,
За це ж тобі, царю, та й у землі пріти,
Було б тoбi, царю, конем під'їзжати,
Та було б тобі Байді голову ізтяти,
Було б Байду в землю поховати,
А його ж хлопця coбi підмовляти."
